Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы - Татьяна Мануковская

Но вот задний дворик выглядел по-другому: это был небольшой, аккуратный, умно спланированный огород.

– И что же вы здесь выращиваете? – спросила моя мама.

– Зелень, много разной зелени. Помидоры, огурцы. Свою, настоящую, ароматную клубнику. Чеснок, капусту, черемшу.

– Через что?! – спросила мама, округлив глаза.

– Не через что, а че-рем-шу. Это дикий чеснок. Сейчас попробуете, – рассмеялась Лина.

Мы вошли в большую комнату. Я встала как вкопанная. Я не могла понять, как в таком небольшом доме может быть такая огромная и просторная комната.

– Винсия, что это ты вдруг замолкла? А с глазами что: они у тебя как у неваляшки выкатились и застыли? – продолжала шутить мама Саният.

И тут до меня дошло: комната была обычной, но необычным было почти полное отсутствие мебели и бумажного хлама. В наших американских домах бумаг, файлов, папок будет скоро больше, чем людей. Американцы хранят каждый чек из кофейни. Каждый билет на поезд или самолёт. Все свои налоговые отчёты. Переписку с магазинами, докторами, работодателями и всякого рода бюрократами: депутатами, чиновниками из муниципалитетов и т. п. и т.д., и в таком роде и в таком духе…

В этой комнате был диванчик, что-то наподобие старинного инкрустированного сундучка (в него, я узнала позже, собирали приданное для Саният), толстый ковёр на полу и небольшой столик с низкими табуретками вокруг него. Ни телевизора, ни огромного музыкального центра, ни громоздких шкафов и кушеток. Открытое для общения, душевного разговора и долгого чаепития пространство. Как мне здесь понравилось! Сразу и навсегда!

Наши мамы ушли на кухню, но очень скоро вернулись с блюдами, тарелками, ложками-вилками и большой, ручной работы скатертью.

– Мы вас накормим Жижиг-Галнашем, салатом из свежей и жареной черемши и нашими лепёшками.

– А как они называются? – спросила моя мама.

– Боюсь, вы и не выговорите: хингалш.

– А что внутри этих лепёшек?

– У меня сегодня они с творогом. Домашним творогом. У вас в Америке ни творога, ни сметаны купить невозможно.

– Да что Вы? Сметаны полно, любой…

– Это вы считаете то, что вам продают, сметаной. Те, кто из России приехал, чувствуют огромную разницу между настоящей сметаной и тем, что называется сметаной здесь. Так что мы покупаем настоящее молоко у фермера…

– Вы пьёте настоящее, жирное коровье молоко?!! – почти с ужасом спросила мама, прервав Лину.

– Конечно! Молоко должно быть от коровы, а не «от пакетика» с сухим порошком. И оно должно быть жирное, чтобы из него сделать творог и сливки.

Моя мама разве что челюсть умудрялась придерживать, чтобы уж не выглядеть совсем дикой и невежливой.

На столе, между тем, появилось огромное блюдо с мясом и какими-то белыми колобками вокруг. О, господи, как оно пахло: лугом, промытым дождём и согретым солнцем. Лесной завалинкой в тучный осенний день. Жменькой хрустально чистой воды, набранной в жаркий день из холодного родника. Жарким мексиканским перцем и изысканно тонкими восточными приправами. Альпийскими лугами, источающими мягкий, ни с чем несравнимый, сухой аромат прогретых до последнего лепестка и зёрнышка трав и цветов. Скошенной травой и деревенской проталинкой…

Белые колобки вокруг мяса оказались «галушками». Рядом с мясом появилась супница с бульоном. А к бульону Лина принесла свои творожные лепёшки – хингалш.

Я в жизни так вкусно не ела!!! Даже мама, которая с опаской подносила первую лепёшку ко рту, заохала и «замнямила», едва откусив первый кусок. Наши причмокивания, сладостные «Аааа…», полноротые «Ммммм…» были лучшими комплиментами хозяйке.

Лина не позволила маме помочь убрать со стола. Ловко, красиво и бесшумно они управились с пустыми блюдами вдвоём с Саният. А потом мы пили «долгий» чай и разговаривали.

– Лина, Вы самая настоящая чеченка? – спросила мама и покраснела.

– Конечно, чистокровная чеченка. А вы, американцы, какими нас, чеченок, представляли? – с улыбкой поддержала разговор Лина. Её глаза так и брызгали на нас задорными голубыми смешинками.

– Тёмными… Темнокожими, черноволосыми, черноглазыми.

– В общем, сплошная темнота и забитость, – рассмеялась Лина.

– Да нет, что Вы… Не совсем так. Но… по большому счёту… правда в Ваших словах есть, – моя мама смущалась и заикалась всё больше. – Мы только и слышим, как угнетают всех мусульманок. Как одевают в чёрные коконы, которые и одеждой-то не назовёшь. Как девочкам и девушкам запрещают учиться. Как насильно замуж отдают…

Мама остановилась, отдышалась и взглянула на Лину с виноватой улыбкой.

– Что же тут возразить? В некоторых странах так и есть. Но не у нас. Хотя и мы стараемся одеваться красиво, модно и опрятно, но скромно. Очень любим узкие длинные юбки, как на мне сейчас. Я сейчас пройдусь, а вы все оцените: женственно я выгляжу или нет?

Лина встала и маленькими, соблазнительными шажками, держа спину так прямо, что казалась выше ростом, прошлась по комнате. Плыла плавно, очень женственно, ни на секунду не забывая о гордой посадке головы. Это был почти танец! Такими женщинами любуются. Таких женщин уважают. За любовь такой женщины мужчины борются. Мы захлопали в ладоши.

Лина присела и сказала фразу, которая осталась со мной на всю жизнь:

– Женщины могут полуобнажиться, в знак феминистского протеста, например. Или даже оголиться. На публике. Только ни одну из них это свободной и счастливой не сделало. Я, кстати, врач. Кардиолог, – продолжила Лина. В России в санатории работала.

Тут она пристально взглянула на мою маму. Та вздрогнула.

– Я бы хотела Вас осмотреть, – сказала Лина.

Мама молча кивнула, и они вышли в соседнюю комнату.

Когда они вернулись, обе были бледными и расстроенными. В глазах своей мамы я прочла Печальный Приговор. Нет, не приговор дружбы. Совсем другой».

Из эссе « О дружбе» ученицы 12 класса Винсии В.

Глава 6. Верблюд – внедорожник, недетская война и выжить вопреки

Когда я открыла дверь в кабинет истории на следующий день, я тешилась лукавой надеждой, что после моего « блистательного» актёрского дебюта перед картой мира на прошлом уроке, одиннадцатый класс встретит меня по-человечески.

Как бы ни так! Обе принцессы смотрели куда-то в пустоту и с вызовом переговаривались на своём корявом языке.

Люк Скайуокер решил, видимо, придерживаться «тёмной стороны» своего папаши Энакина и мрачно, почти злобно ругался на тарабарщине с Дарт Вейдером. Причём, и принцессы и прочие «войнозвёздовцы» употребляли одни и те же слова. Снова и снова. Как у них самих уши не вяли, не представляю.

Звучало это, приблизительно так:

– Ты зат! Ту дат! Шааа!

– Зат ты ту! Ту зат зад! Шааа!

– Кашшшш!

– Ты кашшшш! Поп зат ты! – и в таком духе, притом с кислейшим выражением на лицах.

Мальчик с бархатными глазами говорил на каком-то, похожим на индийский (огни, анахата, шушасана – доносилось до меня), языке с девушкой за соседней партой. Два подростка-штурмовика шептались на совершенно незнакомом мне языке. И только многодетная чернокожая красавица со смешливыми, ироничными глазами, пыталась докричаться на чистом английском до девочки, которая почти лежала на последней парте. Девочка была чем-то на неё похожа: такие же мелкие, я бы сказала, деликатные черты лица и ироничный взгляд не детских глаз.

Я не очень представляла, что мне делать. Но знала точно, чего мне делать было нельзя. Я даже чувствовала, что и миссис Вия, директриса, очень бы не хотела, чтобы я это делала: обращать хоть толику своего учительского внимания на шутовскую группу в костюмах и заигрывать с ними.

Я поздоровалась. Написала тему урока: «Послевоенный мир: опять война? История в лицах: Судан».

– Как Вас зовут? – обратилась я к девушке на первой парте.

– Сиша

– Вы давно живёте в США?

– Два года.

– Вы сказали, что родились, жили, а потом бежали из Судана. Так?

– Да.

Я повесила на стену большую карту мира, показала, где находится Судан и коротко о нём рассказала.

– Судан – страна с долгой, трудной историей и богатой культурой. Это страна, которая своими богатствами всегда манила завоевателей. Мастер колониализма, Британия, и, родина древнейших цивилизаций, Египет поделили страну надвое в самом конце девятнадцатого века. С тех пор хрупкий мир в этой стране покинул её окончательно.

– А почему он был хрупким? – спросил на неплохом английском один из штурмовиков.

– Может быть, нам Сиша ответит, – предложила я.

– Настоящего мира у нас никогда не было. В стране живут самые разные племена. Причём, каждое считает себя главным. И постоянно это доказывает оружием. Те, кто занимается разведением верблюдов на продажу, одни из самых богатых.

– Почему?